Ремесло государя - О`Санчес

– Тихо… тихо… Зали, да?.. – Его Величество сипел, почти шепотом, но явно был в сознании.

Очумевший от внеуставности обстановки, Зали Ривач молча покивал, душа и разум отказывались понимать происходящее, но и то сказать: на его месте растерялись бы и куда более сообразительные люди, а он – всего лишь простой вояка, звезд с неба никогда не хватавший…

– Зали… неси меня в кабинет… жрецов не надо… тревоги не надо… сына… сына зови… скорее…

Зали Ривач – глаза из орбит – перебирал ногами изо всех сил, семенил, стараясь не сотрясать Его Величество, но, при этом, поскорее добраться до кабинета. За ним клубилась, осторожно жужжа, выраставшая с каждым мгновением ночная свита: караульные, слуги, жрецы, люди канцлера, люди Когори Тумару… Заодно исполнилась одна из заветных мечт десятника Зали: подскочившему сотнику своего караула он отдал на бегу короткое до грубости повеление: принца в кабинет! И сотник исчез, ринувшись выполнять приказ от нижестоящего…

Домовой Пеля сначала истошно захохотал над увиденным, а потом вроде как призадумался и гнусаво, в четверть голоса, завыл…

– Где… Токи… где… скорее… Всех вон из кабинета… иначе на кол… ты останься.

Зали опять кивнул, силы и разум постепенно возвратились к десятнику и он сумел добавить вслух:

– Слушаюсь, Ваше Величество!

Получилось тихо, но, в то же время, достаточно по-военному, внушительно.

Принц Токугари, по какой-то случайности, ночевавший в ту ночь во дворце, безмятежно спал под запах дождя, один на ложе, когда его без церемоний, дерзновенно прикасаясь к плечу, разбудили с тревожной вестью.

– Прочь, прочь все! Сам оденусь! Меч! Не этот – старый!

Принц мчался по анфиладам дворца с непокрытой головой, без камзола, в портках без пояса, в башмаках на босу ногу, ножны двуручного меча, небрежно и наспех брошенного за спину, мотались вместе с плохо застегнутой перевязью, били по плечам… нет, некогда останавливаться поправлять… Придворные… Откуда они все понабежали в столь ранний час, даже не рассвело еще как следует… Отец, отец… все хорошо, все будет хорошо… не впервой…

– Что он, Бенги? Лучше ему? Лекари где?

Канцлер, как обычно, с красными от недосыпу глазами, небритый (тоже долго не спал в эту ночь и толком заснуть не успел), помотал сизыми щеками туда-сюда:

– Плох. Никому не велено, – показал глазами на дверь, – вас ждет.

Принц вошел, не стучась. Зали Ривач шагнул, было, преграждая путь, с мечом в руках, но тут же согнулся в поклоне – узнал.

– Кто?

– Гвардии десятник Зали Ривач, «крылатого» гвардейского полка! Согласно личному повелению Его Ве… – Не договорив, десятник опять нырнул навстречу нетерпеливому жесту и выскочил из кабинета.

Токугари на цыпочках подбежал к диванчику, сбросив на ходу перевязь с мечом, брякнулся на колени. Глаза его были сухи, сердце бесилось в груди… Вот оно… Как он этого ждал… И как не хотел, как боялся – боги свидетели!!!

– Отец… батюшка, это я, Токи.

– Ты?.. Кто – ты… А-а… Токи. Я так боялся… не успеть… Беда, Токи, большая беда. Наклонись… ближе… еще…

Никогда еще не слышал он от отца такого дрожащего, слабого голоса.

Принц прижался головой почти вплотную к голове отца, а тот сипел и кашлял, силясь что-то рассказать ему… Токугари понимал через слово, но и услышанного хватило ему, чтобы в сердце вошел ужас, кошмар, который неизмеримо сильнее изгнанного прежнего, бывшего в нем только что, преднаследного…

– Отец! Батюшка! Но… что-то, все-таки, можно сделать? Знаю про Морево. Ты же предпринял… Что?.. А я – что? Что я могу… Кто? Как его зовут?.. Как? Батюшка, я не слышу… Убью, найду и на пыль развею, но – кто? Ты только скажи! Имя, отец? Как?.. Не разберу! Отец?.. Отец!!!

Токугари осекся и медленно поднял голову, обшаривая глазами кабинет. Пеля. Домовой завизжал от ужаса, поймав прямой взгляд принца, теперь уже императора, и попытался забиться поглубже в угол кабинета, насколько ему позволяла цепь.

– Скажи мне, Пеля, что ты слышал? Покажи мне, Пеля.

Домовой выл и визжал, видно было, что он старается изо всех сил выполнить приказ, задобрить нового повелителя, столь ему ненавистного ранее…

– И всё? Точно не слышал? Ладно. Ладно, я тебя потом казню… если успею… а сейчас – без толку, той радости не будет. Что же мне теперь делать?

Токугари метнул взгляд на дверь: закрыта, охранные заклятья на месте. Они подождут, теперь все они подождут, хотя… недолго им всем… нам всем… Трепещущие пальцы глубоко вмялись в щеки, в дрожащие губы – Токугари осел прямо на паркетный пол и расплакался. Он сидел, ноги в калачик, раскачиваясь из сторону в сторону, как нижайший жрец из захолустного храма во время молитвы, и плакал без стеснения, то тихо, придушенно, то опять срывался на громкие рыдания. Теперь он один, вовеки один – и не с кем разделить эту чудовищную ношу, во сто крат более тяжелую, нежели та, что выпадает на долю обычного властителя. Вот так же, небось, и его отец плакал, когда унаследовал тяжесть сию от деда, а тот от прадеда… Но не было в их жизни конца света и конца времен. А у него – есть. Но чего у него нет – это лишнего мгновения, да, по родному отцу погоревать – и то нельзя. А матушка… О, боги! Ей-то как об этом сказать??? Как? Не канцлера же посылать…

Дверь, опутанная охранными заклятьями заскрипела, император Токугари немедленно, без перехода, окунулся в лютую ярость: КТО ПОСМЕЛ??? И тут же вскочил навстречу, рукавом размазывая слезы по щекам:

– Матушка!

– Умер?

– Да. Только что.

Но, оказалось, даже и в материнских объятьях не спрятаться от этой черной беспросветной тоски, именуемой горем среди смертных людей. Теперь некуда деваться, не кем защититься – отныне ему самому следует утешать других, более слабых, служить им опорой и защитой… до конца времен.

Толстые дряблые руки государыни обреченно разжались. Сначала у матери затуманился взор, потом съехались в тонкую дугу выщипанные брови на жирном лбу, крупно затрясся двойной подбородок… Она плакала тихо, совсем неслышно, опустившись возле одра того, кто был ее величайшей радостью и величайшей мукой все эти бесчисленные годы. Головою прижавшись к еще не остывшей, но уже безмолвной груди, в ладони ладонь… такая вдруг чужая, безвольная… Прощай, жизнь, прощай, счастье! Почувствовав на плечах тепло сыновних пальцев, подняла голову:

– Успел тебе главное иго свое передать?

– Успел. Он… ему… боги подсказали ему, как примерно будет выглядеть Морево. А он – мне.

– И как?

– По-разному матушка, точно никто не знает. Это будет нечто вроде вселенской битвы божественных сил в разных краях Империи, с целью перебрать смертью всех, но найти подлинный конец света, заключенный в одном человеке… или демоне… или чуть ли ни оборотне… Если я верно разобрал его слова.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});